elmotor

СИДИ И ЧИТАЙ!

Цикл рассказов «Электромотор наглости»

Константин РЫЛЁВ

ВЗЯТКА

Настроение преподавателя по электротехнике Венедикта Михайловича Кулебякина менялось прямо пропорционально количеству выпитого им спиртного. Чаще всего он зверствовал на первых двух парах и, как правило, уже на третьей, после дозы, благодушно засчитывал сомнительные лабораторные, кидая вокруг себя красные блики дедоморозовскими щечками и носом. Кулебякин был хроником.

Носил он синий, потертый до лакированности на локтях, подмышками и на коленях костюмчик. Его морщинистая шея кирпичного цвета(столь часто обнаруживаемая черта у военных) петушино выглядывала из неизменно грязного воротничка, а синие плечики пиджака были припудрены перхотью, которую продуктивно высеивала его еще вполне густая прическа. Все означенные признаки безусловно принадлежали человеку холостому, бутылку предпочитающего женщине. На мир он смотрел сквозь немытые плюсовые очки.

К лету собралась из всех групп мощная толпа учебных тунеядцев. Главным предлогом, под сенью которого они благополучно ни черта не делали, было то, что их забирали после первого курса в армию. Поэтому группа именовалась «армейцами». К ним, правда, примазывались и «гражданские», поскольку для армейцев существовали скидки и большинство преподов пыталось их побыстрее сбагрить с рук, чтобы тем уже ничто не мешало отдать долг Родине. Некоторые «армейцы» так двигались из курса в курс, но до вооруженных сил так и не добирались.

Возглавляли группу Прутик (он же Пруткой) и Костяк (он же Костышев).

У Прутика было лицо провинциального клоуна: он быстро тараторил, шепелявя и выбрасывая слюни в радиусе десяти сантиметров, имел котелкообразную кудлатую голову и большие круглые губы, напоминающие валики дивана. Доминировал в его речи мат.

Костяк был высоким, статным парнем с простоватым выражением на лице. Последнее время он тащился от электронной музыки Жана-Мишеля Жарра, расхваливая ее на каждом углу. Если же кто-то не разделял его увлечения и говорил, что ему не нравится большое количество воды в электронно-космических переливах Мишеля, Костяк презрительно кидал: «Просто ты неглубокий чувак». Как ни парадоксально но из-за надменного выражения его морда становилась еще более незамысловатой.

Короче, они вдвоем плюс еще три армейца - не имели ни одной сданной лабораторки, без которых экзамен не принимался. Неизвестно, у кого из них первого: то ли у Прутика во время одного из бурных матерных монологов, то ли у Костяка во время прослушивания Ж.-М. Жарра возникла идея подкупить Кулебякина.

Рассуждали он трезво: если Кулебякин алкоголик - значит нужно поставить бутылку. Но денег ни у кого из компании особо не водилось. Или они просто пожалели скинуться на приличное пойло, но в результате подкупать Венедикта Михайловича они решили самогоном родственников Костяка, благополучно разлив его в бутылку из-под Мартини-бьянко родственников Прутика. Даже если на секунду было приоткрыть пробочку, то свекольная жидкость так шибала в нос, что бутылку хотелось сразу же залить сургучом навеки, чтобы даже память об этом запахе стерлась и не передалась будущим поколениям.

Положив подарочек для Кулебякина в сумочку, группа захвата двинулась на кафедру. Дождавшись, когда преподы свалили оттуда, в помещение тихой, вороватой походочкой зарулила пятерка смелых. Надо сказать, что как раз на этот момент смелости у них поубавилось. А у троих членов команды ее осталось так мало, что они решили случайно задержаться в дверях, предлагая лидерам дальше шагать в одиночестве.

Прутик и Костяк тоже были изрядно бледны и двигались все медленнее, как марафонцы, добегающие последние метры дистанции.

Из-за стола встал, не замечая их, Венедикт Михайлович и, сложив какие-то бумажки в портфель антикварного вида, собрался было отчаливать. Только когда тандем уперся в стол, Кулебякин наконец заметил их через свои сильные плюсовые стекла. Зафиксировав рыбьи глазища на армейцах, он, вздрогнув, спросил:

- А? Что вам?

- Да мы вот пришли посоветоваться, - разбрызгивая слюни, зашепелявил Прутик.

- Да, да - подхватил Костяк, - мы это, того... В армию отправляемся. И хотели бы того - побыстрее.

- Хорошо, - сказал Венедикт Михайлович, - приходите завтра.

Разговор как бы исчерпался. Надо было решаться, потому как чем дальше, тем становилось труднее.

Огромная бутылка мартинистого самогона лежала в сумке по диагонали. Держал ее Костяк. Прутик стал через дно ее потихоньку подталкивать вверх. Сначала показался носик бутылки, затем постепенно стало выползать все туловище.

- Нам бы того, - совсем побледнев пробормотал Костяк, - как бы это сказать - пораньше... А то мы не успеем ... в армию. У нас и другие зачеты тоже...

Бутылка уже вылезла на одну треть и приближалась к лицу Кулебякина большой соской. В силу своей дальнозоркости он ее долго не замечал. Еще мгновение - и самогон мог вывалиться из сумки на пол.

Когда пробка почти соприкоснулась с линзами Венедикта Михайловича, он наконец различил столь любимую им тару. Правда, с какой-то слишком яркой разноцветной наклейкой на боку. Когда его мозг идентифицировал бутылочный образ, раздался рев страшный и безумный, как будто только ,что по радио сообщили, что производство и торговля спиртным на планете Земля запрещена. Очки у Венедикта Михайловича слетели. Он, распространяя запах вчерашнего перегара, закричал:

- Как вы смеете предлагать это мне! Мне-е - советскому преподавателю! Вон!!!

В своем лакированном пиджаке, припудренном перхотью, Венедикт Михайлович прыгал макакой по кафедре и орал. В этой роли он был и смешон и велик.

Прутик с Костяком, чуть не падая в обморок,помчались в обнимку на выход. Другая часть отряда, слыша кулебякинские раскаты , ждала их уже в конце коридора.

В этот день у Кулебякина во рту не было ни одного градуса, а наоборот было тяжкое похмелье. Поэтому это был более чем поступок - отказаться от «мартини» (о том, что его начинка - самогон, разумеется, он был не в курсе).

Через три дня, несильно поругав взяточников, электротехник (он принял до этого четыреста грамм «Русской» ) пожалел их и великодушно раздал по тройке. Но еще долгое время Прутику и Костяку снилось страшное лицо Кулебякина, а Венедикту Михайловичу - бутылка мартини, которая так и осталась для него несбывшейся мечтой, поскольку нужное для этого количество денег у него надолго не скапливалось.